Πoгoди, нe бeги. Βce уcпeeшь c лихвoй.
Этoт пoeзд ушeл, значит, будeт другoй.
Πрocтo выдoхни. Чаю пoпeй нe cпeша.
Сeрдцe пуcть oтдoхнeт, улыбнeтcя душа.
Каждый день, каждый миг в свoем poде oдин,
Ηе беги. Отдышись. Пoсиди. Пoгляди.
Пoдними к небу взгляд. Βидишь, чья-тo pука
Γoнит взад и впеpед кopабли-oблака?
Слышишь пeниe птиц и шуршaньe лиcтвы,
Кaк гудит пaрoхoд и рaзвoдят мocты?
Дaжe ecли мocтoв в твoeм гoрoдe нeт...
Тaк бывaeт, кoгдa в Чeлoвeкe ecть cвeт.
Ηе гacи этoт cвeт. Ηикудa нe cпeши.
Πocиди пoутpу caм c coбoю в тиши.
Χoть минутку, хoть двe. Жизнь тeбя пoдoждeт.
Этo вaжнo. Твoe oт тeбя нe уйдeт.
Еcли твoй чeлoвeк, oн дoждeтся тeбя.
И pабoта. (Ну, eсли pабoта - твoя)!
Ктo-тo скажeт, чтo ты - фаталист. Ну, и пусть.
Люди вeчнo бoлтают. Услышь. И забудь.
Нe гoнись ни зa чeм. Ηикогдa. Ηи зa что.
Утeкaeт водa. А пpибудeт вино.
Ηeт ceйчac уpожaя? Ηe вызpeло ceмя.
Πогоди. Ηe cпeши. Для вceго cвоe вpeмя. 

Свeтлaнa Чeколaeва

Жизнь нас учит: "Успейте всё то, что ещё не успели",
Настоящая глупость — откладывать нежность на завтра,
Если рушится мир, если струны души на пределе,
Повторяйте любимое имя как тайную мантру.

Золотое, июльское солнце несите в охапке.
Прорастайте упорно сквозь ливни и первые стужи,
Будьте рядом с родными, без них на земле слишком зябко,
Без родных ничего, ничего в этом мире не нужно.

Всё, что было когда-то — жемчужными звёздами стало,
Всё, что будет — пока слишком призрачно и неизвестно,
Время просто идёт, и его до безумия мало,
И минутам в тисках ожиданий становится тесно.

Мы всё мечемся, маемся, ждем декабря или марта,
Забывая, что судьбы людей это хрупкие нити.
Так устроена жизнь, и её не отложишь на завтра,
Каждый день будто шанс. Обнимайте. Целуйте. Любите.

Алеся Синеглазая

…И мы выбирали — когда случимся там, на Земле, обретая тело, и Бог смеялся — светло, лучисто и провожал нас — святых и чистых, и мы покидали его пределы, и мы рождались, почти не помня, и подрастали, уже не зная, что все пришли из его ладоней, что мы сейчас не плывем, а тонем, и где-то ждет нас ладья резная, и мы играли — взахлеб, как дети, смеялись, плакали — все по кругу, мы шли по этой чужой планете, и день был радостен, свеж и светел — и мы встречали тогда друг друга, и нам казалось, что мы знакомы — гораздо раньше, сильней и дольше, и в каждом светится часть другого, и снилось — в облаке васильковом мы просто капли в Его ладошке, и снилось — нас отпускают в утро, чтоб мы, пройдя этот путь, вернулись, и все течет — неизменно, мудро, и мы обязаны всем кому-то, кого забыли, когда проснулись. И день за днем мы идем по следу, мы просим зрелищ, любви, участья, мы войны тьмы и адепты света, и каждый думает, что за это он наконец-то получит счастье. А мир не делится и не бьется, и дуализм — всего лишь шутка, и если вспомнить, то все дается, и в нас заложены тьма и солнце, рассвет и сумерки — в промежутках, нам все дано — испытать на прочность, найти ответы, открыть законы — мы сами выбрали — это точно, и Бог лукаво сказал — «как хочешь», сгущая атомы и нейтроны. И мы хотели — страдать и верить, по локоть — в кровь, по колено — в море, и после ран, катастроф, истерик, однажды выйдя на сонный берег, мы получали свое сатори. И Бог смеялся — светло и звонко, и мы смеялись, каноны руша, а мир — программа, игра — и только, и рядом истины нет — поскольку она заложена в наших душах.

Светлана Лаврентьева

Это просто история без героев, эпизод подслушанных разговоров. Он мечтал, что когда-то их будет трое, и она улыбалась — еще не скоро, он писал за двоих по ночам программы, потому что парню, конечно, проще, и при встрече ее молодую маму называл серьезно «любимой тещей». Он работал, как проклятый, снял квартиру, разбирался в шубах, духах, бриллиантах, и она смеялась: «Уйди, противный!», но у жизни тысячи вариантов. И когда наконец-то купили кольца, вдруг пришел анализ с пометкой «онко-», и романтик с верой народовольца стал ненужным больше больным подонком. Крест вдовы — печальная перспектива, молодая жизнь, не судите строго…

Он остался ночью в пустой квартире — умирать бессмысленно, понемногу, он был предан больше, чем бренным телом, он был предан всем, для чего дышалось, в лунном свете плавилась и блестела рукоять отравленного кинжала. Он не верил в Бога, не верил в черта, он хотел, не мучаясь, просто сдохнуть, но рентгеном заживо перечеркнут, перестал делить «хорошо» и «плохо». И весной — после трех беспощадных химий, воскресая чьим-то порывом воли, он вернулся к жизни — худой, как схимник, обескровлен — только не обездолен. Он отстроил мир — по следам, крупицам, по кирпичику — точно, до сотой дюйма, он сумел от смерти освободиться — и остаться светлым, простым и юным, не просил у неба достойной мести — Бог и так ему предоставил фору, никогда с подругой, потом — невестой не случилось лишнего разговора. У него родился кудрявый мальчик, через год — его отраженье — дочка. Потому что быть не могло иначе. Потому, что быть не могло — и точка.

Через много лет на случайном рынке, выбирая детям хурму и груши, он увидел в нищенке над корзинкой ту, которой однажды он стал не нужен. Им обоим было слегка за сорок, только время въелось в нее печатью… Эпизод подслушанных разговоров, лучше б было просто не замечать их.

Он смотрел — и ужас больничных пыток, всех мучений, что разрывали сердце, в этом взгляде виделся так открыто, что она искала, куда бы деться, что она всей черной, пропащей сутью понимала, что ей за это будет… Сверху мудро и строго смотрели судьи. Мимо шли равнодушно и молча люди.

Они больше не встретились — даже взглядом, никогда друг другу и не приснились.

Берегите тех, кто сегодня рядом. Берегите.

И — оставайтесь с ними.

Светлана Лаврентьева